Кот, который любил Брамса - Страница 43

– Квилл! Я сделала потрясающее открытие!

– Завещание?

– Нет, не завещание. Пока нет. Но сундук набит дневниками Фанни и альбомами с вырезками – начиная с того времени, когда она училась в колледже. А ты знал, что твоя дорогая тётя Фанни была исполнительницей экзотических танцев в Нью-Джерси?

– Стриптиз? В весёлых домах?

– Она сохранила все афиши и несколько «художественных фотографий», – с наслаждением сообщала Розмари. – И ещё письма от самых страстных поклонников. Неудивительно, что она хотела, чтобы ты написал книгу! Идём наверх. Альбомы все датированы. Я только начала их разбирать.

Они изучали содержимое сундука несколько часов.

– У меня такое чувство, словно я подглядываю в замочную скважину. Когда она говорила, что была деятельным членом каких-то клубов, я представлял себе клуб любителей садоводства, помощь больницам или общество дам, увлеченных изучением того-сего.

Ничего подобного. Фанни Клингеншоен делала свою карьеру в ночных клубах Атлантик-Сити, сначала как танцовщица, потом как менеджер и, наконец, хозяйка. Пик её карьеры пришёлся на время сухого закона. В сундуке хранились вырезки из газет, фотографии «Клуба Франчески» и самой Франчески в обществе политиков, кинозвёзд, знаменитых бейсболистов и гангстеров. О замужестве нигде не упоминалось, но, судя по всему, у неё был сын. В одном из альбомов имелись его фотографии с младенчества до взрослого возраста, пока – согласно вырезке из газеты – он не был убит во время какого-то загадочного происшествия на набережной Нью-Йорка. Но завещания в сундуке не оказалось. Квиллер позвонил Пенелопе и пообещал, что поиски продолжатся на следующий день. Он постарался сделать вид. будто это занятие, скучное и однообразное, им претит. На самом деле интерес к прошлому Фанни смягчил печаль, вызванную её кончиной, и они с Розмари испытывали странное возбуждение.

– Давай сделаем что-нибудь такое-разэтакое. Например, по дороге домой завернем в «Гнусное меню».

Фургончик стоял у шоссе на пустоши, вокруг ни одного дома – только гниющие бревна, оставшиеся от входа в шахту « Димсдейл». На лужайке, служившей стоянкой для автомобилей, не было машин, но на дверях висела табличка ОТКРЫТО, противореча картонке, приклеенной на окне, – ЗАКРЫТО.

В боковой стенке фургончика были проделаны окошки самой разнообразной формы – надо думать, соответственно рамам, которые нашлись на местной свалке. Внутри стены покрывали пожелтевшие плакаты и выцветшие меню ещё тех времен, когда чашка кофе стоила пять центов, а сандвич – десять. Квиллер повёл чувствительным носом и принюхался.

– Вареная капуста, жареный лук и марихуана, – доложил он. – Что-то не видно здешнего метрдотеля. Куда бы ты хотела сесть?

Вдоль задней стены протянулась обшарпанная стойка и ряд высоких табуреток, из них несколько без сидений. Столы и стулья – времен Великой депрессии, скорее всего, они попали сюда из шахтерских кухонь. И никаких признаков жизни, разве только один-единственный, и тот весьма неопределенный: высокий мужчина, тощий и бледный, будто неделю не кормленный, словно лунатик вышел из тёмного угла в конце фургона.

– Симпатичное у вас заведеньице, – весело бросил Квиллер. – Есть какое-нибудь фирменное блюдо?

– Гуляш, – жестяным голосом ответил мужчина.

– А мы-то надеялись на телятину «Кордон-блю». Артишоки у вас есть?.. Нет?.. Розмари, у них нет артишоков. Может, поедем в другое место?

– Я бы хотела попробовать этот гуляш, – уперлась она. – Как ты думаешь, это настоящий венгерский гуляш?

– Леди хочет знать, настоящий ли это венгерский гуляш, – повторил Квиллер, обращаясь к официанту.

– Почём мне знать.

– Пожалуй, мы оба возьмём гуляш. Звучит великолепно. А салат «Паради» у вас есть?

– Только из капусты.

– Чудесно! Надо полагать, очень вкусный салат.

Розмари бросала на Квиллера настороженные, недовольные взгляды, как всегда, когда на него находило игривое настроение. Официант, он же повар, вылез из своей тёмной норы с солидными порциями чего-то наваленного на щербатые тарелки, и она с тем же выражением посмотрела на еду.

– Я думала, гуляш – это нарезанная кубиками говядина, тушённая в красном вине с луком и сладким перцем, – прошептала она Квиллеру. – А это макароны с консервированными помидорами и гамбургером.

– А это – Мусвилл, – ответил он. – Попробуй. Если не слишком задумываться, то не так уж и плохо.

Когда повар принёс помятый жестяной кофейник, Квиллер весело поинтересовался:

– Вы хозяин сего милого заведения?

– Вдвоём с приятелем.

– А не хотели бы его продать? Моя дама не прочь открыть тут чайную и небольшой магазинчик. – Он говорил, не решаясь взглянуть на Розмари.

– Не знаю, что и сказать. Его хочет купить старая леди из Пикакса. Она хорошо заплатит.

– Мисс Клингеншоен?

– Ей здесь очень нравится. Она приезжает сюда с этим тихим пареньком.

Квиллер и Розмари двинулись дальше.

– Вот тебе наглядный пример политики Фанни, -прокомментировала Розмари. – Она давала безответственные обещания бедняге. И ты ничуть не лучше с твоими шутками о чайных и артишоках.

– Мне нужно было сравнить его голос с тем, что на кассете, – объяснил Квиллер. – Нет, не подходит. Да и сам человек тоже не годится на роль опытного преступника… Хотя за такой гуляш он вполне заслуживает тюрьмы. Теперь мой главный подозреваемый – тот тип, что владеет «…ДА».

– Смотри! – воскликнула Розмари, когда они свернули на ведущую к коттеджу дорожку. – Балтиморский скворец. – Она глубоко вздохнула. – Какой чудесный озёрный воздух! И как чудесно эта дорожка сначала вьётся между деревьями, а потом вдруг выходит на открытое место… и открывается вид на озеро.