Кот, который любил Брамса - Страница 31

«Йау!» – мигнул большими голубыми глазами Коко.

Квиллер принёс кассету из своей комнаты и ещё раз поставил «Святую ложь».

«…Принеси ещё… придётся кое-что поменять… становится жарковато… после ужина буду у лодочной пристани…» – раздался высокий и гнусавый монотонный голос

– Я уже слышал этот голос, – известил Квиллер Коко, но кот забавлялся с игрушкой из кошачьей мяты.

«Становится жарковато» – потому что Бак уже почти закончил расследование. «Придётся кое-что поменять» – потому что коттедж теперь не может служить местом встречи.

Этот голос, этот голос… Где же он его слышал? На почте или в «…ДА»? В магазине? В ресторане гостиницы?

Нет! Квиллер напрягся. Голос на кассете был именно тем, который звучал в тумане, когда ссорились двое на лодке. У одного голос был низкий, и говорил он с британским акцентом. У другого пронзительный, но монотонный. Помнится, что-то случилось с мотором и они заспорили, по всей вероятности, о том, как лучше его снова завести.

Хлоп!

Квиллер узнал звук упавшей на пол книги. Знакомый приём! Коко вовсе не был неуклюж; если он что-то сбрасывал на пол, для этого имелась веская причина.

Коко сидел на второй полке и пытался достать из-за книг свой носок с кошачьей мятой. Книга, которую он уронил, оказалась историей знаменитых кораблекрушений. Она лежала на полу, открытая на странице, заложенной листком бумаги.

Там, на сто второй странице, рассказывалось, как затонул «Уотерхаус Б. Дункан», судно с грузом меди в слитках. Это произошло в опасном месте к северу от Мусвилла во время сильного шторма в ноябре 1913 года. Погибли все: трое пассажиров и двадцать три члена команды, включая повариху.

Листок, заложенный на странице сто два, оказался карандашным черновиком договора на аренду моторной лодки по уик-эндам в течение всего лета: условия будут оговорены. Бумага была датирована прошлым годом и подписана С. Хенстейбл.

Это вызвало у Квиллера какие-то смутные воспоминания. О чём-то таком упоминалось в одном из писем тёти Фанни… но о чём? Он никак не мог вспомнить. Квиллер порылся в стопке своей корреспонденции и застонал: её письма были написаны не только крест-накрест, но ещё и крайне неразборчивым почерком, а множество прочерков и тире превращали каждую страницу в клетчатый шотландский плед.

Он надел очки для чтения и, с трудом разобрав с полдюжины страниц, наконец нашёл ту фразу, которую пытался воскресить в памяти. В письме от третьего апреля она впервые предложила ему воспользоваться её коттеджем. Написанное в телеграфном стиле послание гласило:

Очаровательное местечко – но всё из брёвен – вполне удобно – я старею – уже не так нравится – прошлым летом решила сдать – два красивых юноши – интересуются историей морского дела – приезжают на уик-энд – их подружки живут всю неделю -кошмарные создания – играют со спагетти – швыряют в потолок – жуткий беспорядок – две недели пришлось убирать – больше никогда!

У Квиллера встопорщились усы, как всегда, когда он обнаруживал улику. Закладка вызвала другие вопросы: есть ли у жены Роджера моторная лодка? Умеет ли она писать печатными буквами, как учительница начальной школы? Пишет ли она слово «оговорены» через «а»?

ДЕСЯТЬ

Прежде чем отправиться с Розмари в ресторан, Квиллер покормил кошек. Коко и Юм-Юм не дотронулись до моркови, осквернявшей их консервированное мясо.

Он заранее заказал столик в «Северных огнях», чтобы оказаться в одной из кабинок, сооружённых из частей отслуживших своё рыбачьих лодок. В этих кабинках легко было получить занозу, а в жаркую погоду доски испускали стойкий запах рыбы, безошибочно указывающий на их происхождение, зато для интимной беседы место было идеальное.

Розмари в футболке с символикой Мусвилла и плетёном кожаном ожерелье из тюремного магазинчика сувениров выглядела молодой, здоровой и энергичной. Трудно было поверить, что её внук учится в медицинском колледже. Она повесила сумочку с длинным ремешком на крючок у входа в кабинку.

– Как замечательно, что не нужно бояться воров, – сказала Розмари. – У нас, когда обедаешь в ресторане, приходится класть сумочку на пол, вставать на неё ногой и привязывать ремешок к щиколотке.

Гравюра на обложке меню изображала грозный шторм на озере, на бумажных салфетках были напечатаны даты крупнейших кораблекрушений и число погибших. «Bon appetit», – подумал Квиллер. Он повернулся к Розмари:

– Если хочешь, закажи себе картофельные крокеты с цветной капустой, ну а я собираюсь взять большой бифштекс с жареной картошкой… И не смотри на меня с таким ужасом. Знаю-знаю! Здоровая пища творит чудеса, и ты тому пример. Тебе никак нельзя дать больше тридцати девяти. Но мне уже слишком поздно. На тридцать девять я выглядел, только когда мне было двадцать пять.

– Перемирие! Перемирие! – замахала бумажной салфеткой Розмари. – Я вовсе не намерена тебя пилить, Квилл. Заказывай что хочешь, и не надо извинений. Книга отнимает много сил, и ты заслужил, чтобы тебя побаловали. Сколько глав ты уже написал? Ты почитаешь мне из неё сегодня, да?

– И ещё одно, Розмари: пожалуйста, перестань расспрашивать меня, как идут дела с книгой. У меня нет ни ежедневной нормы, ни определенного срока, к которому она должна быть готова. Когда я не сижу за машинкой, мне хочется выбросить все это из головы.

– Ну разумеется, Квилл. Я никогда не была лично знакома ни с одним писателем. Придется тебе объяснить мне, как я должна себя вести.

Он всё время поглядывал в дальний конец зала, где под большой картиной, изображающей тонущего моряка в окружении акул, сидели четверо.